Уже минут сорок, как Виктор Иванович и Галина Михайловна встретили нас (Лару и меня) в морском порту «Кавказ», посадили в синюю Тойоту и везут к себе в станицу Старотитаровскую. За окном кружат виноградники, у перекрёстков крутые деревянные винные бочки и тачанки, оборудованные под перевозку вина.
Большой жёлтый лист прилип к ветровому стеклу. «Дубовый листок оторвался от ветки родимой», — декламирует Лара. Виктор Иванович кивает и вдруг резко сворачивает с трассы:
— Сделаем небольшой круг!
— Правильно! — поддерживает его Галина Михайловна.
Через полчаса:
— Мы в сердце Тамани! — говорит Виктор Иванович, распахивая сразу все четыре дверцы.
— Тамани, о которой Лермонтов писал, что это самый скверный городишко из всех приморских городов России? — переспросил я.
— Он самый! — уверила Галина Михайловна. — В чём вы сейчас и убедитесь!
Я с опаской выхожу из машины. Моя спутница осторожно следует за мной. Через сотню шагов мы оказываемся в сквере. Прекрасном, воздушном, зелёном сквере, уходящем к морю.
— Лермонтовский сквер! — Виктор Иванович зачем-то посмотрел на часы. — Ровно 180 лет назад приезжал сюда опальный поэт в чине прапорщика пехотного полка. Жил он в той белой хате с камышовой крышей за оградой из булыжника.
«Я взошёл в лачужку. Печь была жарко натоплена, и в ней варился обед довольно роскошный для бедняков…»
А вот и скамья, на которой денщик-казак проспал момент, когда его хозяина чуть не сбросили в море…
Я выглянул из окна хаты. Увидел рассохшуюся лодку. Не на ней ли «честный контрабандист» Янко отважно справлялся с буйными ночными волнами? Как же мне захотелось остаться в хате до глубокого вечера! Когда окно осветит месяц, по яркой полосе на полу промелькнёт тень, я тихо выйду из хаты и последую за слепым мальчиком по крутой скалистой тропе…
Самого́ господина прапорщика мы нашли на крутом обрыве. Он пристально всматривался в море и ни с кем не желал общаться.
— Пора ехать, — сказал Виктор Иванович. — Мы ещё вернёмся к Лермонтову.
Над кубанскими салатами и горячими штрумбами возвышается бутылка с вином Cru Lermont. Этикетка на ней, как страничка, вырванная из дневника Печорина с упавшей на неё каплей вина или жирной кляксой от небрежно заточенного гусиного пера…
— В нашей старой Фанагории, где останавливался Лермонтов по пути в Тамань, — сообщает Виктор Иванович, наливая солнечный напиток в бокалы, — есть линия по розливу классного вина, названного в честь поэта.
— Галина Михайловна, — спрашивает Лара, — та раскрытая книжка на краю стола — Лермонтов?
— Нет, это Ли Бо. «Пятьсот стихотворений».
— Китайский поэт?
— Да. Вы, наверно, слышали в новостях, что в китайском городе… Сямэне установили памятник Михаилу Лермонтову?
— Слышали.
— Так вот сразу после этой новости кто-то из Краснодарской администрации предложил поставить в сквере Тамани, напротив Лермонтова, фигуру Ли Бо — великого китайского поэта-бунтаря. Прослышав об этом, китайцы прислали письмо: «Дайте нам тот участок земли, и мы в центре вашего самого паршивого городишки из всех приморских городов России сделаем высокий цветущий оазис». Таманцы сильно разгневались на письмо, но вычислив, что произошла ошибка в переводе Лермонтова на китайский, ответили: «Во-первых, наш город не паршивый, а скверный и это совершенно другое дело, а во-вторых, на кой нам нужен высокий оазис в сквере, когда у нас там есть Лермонтов!»
— И?..
— И в итоге, ничего: ни оазиса, ни Ли Бо... А жаль. Ли Бо заслуживает памятника.
После ужина Галина Михайловна и Лара удалились на веранду, прихватив с собой томик Ли Бо. Меня же Виктор Иванович повёл в погребок. У кого на Кубани не будет погребка? У нашего же гостеприимного хозяина — целая винница с дубовыми полками, дегустационным столиком и диваном. А ви́на все лермонтовского розлива: Крю Лермонт Шардоне, Крю Лермонт Каберне Совиньон, Крю Лермонт Саперави, Крю Лермонт Красностоп, Крю Лермонт Пино Нуар, Крю Лермонт Мерло, Крю Лермонт Рубиновый Магарача, Крю Лермонт Рислинг, Крю Лермонт Фран… Дальше не помню. Самым бессовестным образом заснул на диване.
За завтраком невыспавшаяся, но светящаяся радостью Лара прочитала своё новое ночное стихотворение:
Пишу на фоне Ли Бо
Измучила последняя строка:
Невнятной рифмой раненое слово.
Ли Бо прошёл. Серебряной подковой
В лугах блеснула тихая река.
Ли Бо прошёл. И вслед, что было сил,
Пустилась утка с выводком вприпрыжку,
Журавль на фоне неба погостил
И дерзновенно устремился выше.
Ли Бо прошел. Кувшинкою в устах
Сияла слова детская припухлость,
А я терзала на краю листа
У вечности украденные буквы.
Цедила осень свет издалека,
И книги пахли человечьей ложью…
Ли Бо прошёл. И времени река
Его несет и унести не может.
— Браво! — сказала Галина Михайловна. Будем считать, что памятник Ли Бо в Тамани воздвигнут!
(Стихи Ларисы Патраковой)
