Путешествие в родные места

Posted 22 January 2011 · (6794 views) · 7 comments

Путешествие в родные места
К.Зиссерман с сыном в Лутовиново

Наш читатель Константин Зиссерман прислал нам свои заметки о путешествии на родину предков в среднюю полосу России.

1
Мой прадед с отцовской стороны, Арнольд Львович Зиссерман, прослужив всю жизнь на Кавказе и выйдя в отставку в чине полковника, решил в середине 1880-х годов уйти на покой в деревню. Он подыскивал уже устроенное имение где-нибудь в средней полосе России — в Тверской, Смоленской, Московской губерниях. Наконец, в 1889 году ему удалось найти подходящую по расположению, устройству и цене усадьбу — 289 десятин в Тульской губернии, при сельце Лутовиново, с чудной дубовой рощей и заливными лугами по реке Упе — и семья обосновалась там.

Прадед с энтузиазмом взялся за хозяйство и в то же время продолжал заниматься литературной деятельностью: писал биографию завоевателя Кавказа князя В. И. Барятинского, печатал в Московском журнале «Русское обозрение» свои «Деревенские письма». Его ближайшим соседом по имению был Лев Николаевич Толстой, и они часто бывали друг у друга. Толстой приезжал к прадеду верхом, чтобы послушать его рассказы о кавказских походах и, в особенности о поимке Хаджи Мурата, личность которого очень интересовала Толстого.


Мой прадед с материнской стороны — Александр Иванович Виноградов — был человеком из совершенно иного мира. Сын крепостного крестьянина, ставшего ткачом и со временем разбогатевшего и приобретшего суконную фабрику в селе Игнатовка Симбирской губернии, он весь «горел» своим делом и был полностью посвящён ему. Когда его отец умер в 1895 году и фабрика перешла к нему, он энергично продолжал её развитие, построил новые корпуса, выписал самые последние машины, устроил электрическое освещение, а также учредил больницу и школу в селе. Семья жила в большом, красивом белом каменном доме недалеко от фабрики. По семейной традиции, фотография этого дома всегда висела у нас на стене, где бы мы ни жили — и в Куанченцзы, и в Харбине, и в Австралии.


В 2007 году я совершенно случайно узнал через интернет, что фабрика в Игнатовке ещё каким-то чудом уцелела и даже продолжает выпускать ткани, а каменный дом, в котором родилась моя бабушка, ещё стоит, хотя и в довольно плачевном состоянии. И вот я загорелся мыслью посетить родные места моих отца и матери.


В июне 2008 года мы с женой, сыном Пашей и невесткой Одоной приехали в Москву, и мне удалось, через туристическую компанию «Восточный Экспресс», организовать поездку в Тулу, Лутовиново и, конечно, в толстовскую Ясную Поляну. За нами прислали маленький комфортабельный автобус и собственного гида — симпатичную девушку Ирину. Автобус вышел на Симферопольское шоссе — главную магистраль, ведущую на юг. Сердце сжималось при виде такого обыкновенного, но в, то же время, такого родного русского пейзажа — берёзовых рощиц и перелесков, полей, засеянных рожью и пшеницей, речушек, с купающимися в них ребятишками. Пересекли Оку и через довольно короткое время приехали в Тулу. Нашей первой остановкой был тульский Кремль, построенный ещё в царствие Ивана III-го в начале XVI-го столетия для защиты от Крымской орды. Нас встретил местный экскурсовод, настоящий знаток истории, который много и интересно рассказал о постройке и предназначении различных башен и ворот. В отличие от московского Кремля, тульский Кремль пуст внутри, за исключением двух прекрасных храмов — Успенского и Богоявленского Соборов, не очень древних (XVIII-го и XIX-го столетий).

Затем нас привезли на площадь Победы, в километре от центра города. Значение этой площади в том, что она расположена на том самом месте, где в 1941 году было остановлено немецкое наступление на Тулу. Советская Армия, при большом участии местных жителей, помогавших рыть окопы, строить укрепления и ремонтировать военное оборудование, остановила знаменитую танковую дивизию Гудериана и заставила её повернуть назад. Эта победа сыграла большое значение в замедлении немецкого наступления на Москву и, возможно, помогла спасти столицу. В честь неё возведён памятник, состоящий из трёх гигантских, сверкающих на солнце штыков. Захватывает дух от торжественной простоты и величия этого символа и того героизма, который стоит за ним.


После этого была полная перемена настроения: наш автобусик выехал из Тулы и поехал по узким просёлочным дорогам в сторону деревни Лутовиново. Нашей первой остановкой было село Прилепы, где в местной начальной школе нам было устроено что-то вроде торжественного приёма. Оказалось, что одна из преподавательниц школы — очаровательная молодая женщина по имени Ольга Николаевна — хорошо знакома с историей пребывания моего прадеда и его семьи в Лутовинове. Когда ей сообщили из турагенства, что мы собираемся приехать, то она сказала своим коллегам: «к нам едут Зиссерманы!». В красном уголке школы Арнольд Львович упоминается, как одна из видных исторических личностей района. Другими видными личностями были (кроме, конечно, Толстого) — старшая дочь Пушкина Мария Александровна (в замужестве Гартунг), муж которой был местным помещиком, и Яков Иванович Бутович — основатель Прилепского конного завода, который процветает и до сих пор и производит прекрасных рысаков.


Ольга Николаевна знала, где раньше стоял зиссермановский дом (сейчас его, увы, уже нет) и даже попросила одного знакомого специально скосить траву в этом месте, чтобы нам было удобнее пройти. И вот, к нашему удивлению и восхищению, Ольга Николаевна, её дочь — школьница и трое или четверо из сослуживиц сели вместе с нами в наш крохотный автобусик и мы все вместе поехали к тому месту, где когда-то стоял дом моего прадеда. Трудно описать красоту природы здесь. Сочное зелёное поле усыпано жёлтыми, белыми, голубыми и лиловыми цветами. В отдалении — кудрявая гряда кустов, где протекает Упа. Единственное, что осталось от усадьбы — это аллея великолепных старых лип, посаженных ещё Арнольдом Львовичем, или даже, может быть, предыдущим владельцем. Я не знаю, что это было-либо специальное значение этого момента, либо общее настроение сентиментальной восторженности, которое овладело всеми нами — но я вдруг почувствовал какое-то особое притяжение к этим деревьям, как будто я был с ними каким-то образом знаком, как будто они мне говорили что-то. Вдруг Паша воскликнул: «Смотрите, смотрите!». Под кустарником проглядывали красные кирпичи — это были остатки фундамента дома (дом был деревянный, на кирпичном фундаменте). Мы отломили кусочек кирпича, и он до сих пор занимает почётное место в моём кабинете…

После этого Ольга Николаевна привезла нас в деревню Кишкинó (с ударением на последний слог), где в ограде местного храма похоронен мой прадед. Храм совершенно развалился, от него сохранились лишь остатки полукруглого кирпичного корпуса, без крыши, поросшего сверху травой и кустарником. Сеносушилка пристроена вплотную к храму. От погоста не осталось и следа — но всё же мы молча постояли на этом месте несколько минут, зная, что здесь похоронен незнакомый, но близкий нам, человек. Ольга Николаевна рассказала, что девочкой она часто играла на этом погосте. Памятники были потом использованы на постройку плотины на речке. Среди местных людей ходит предание, что когда немцы пришли в Кишкинó, то они несколько лучше отнеслись к его жителям, чем к жителям соседних деревень, из-за порядка, в котором содержалось кладбище. А в храме держали пленных советских солдат…


И вот пришло время попрощаться с Ольгой Николаевной и её милыми сослуживицами. Нас отвезли в Ясную Поляну, где первое, что мы увидели — это знаменитые белые башни у ворот, построенные ещё дедом Толстого, князем Волконским. Мы ночевали в гостинице, расположенной в пределах этого громадного, богатого имения. Тишина была полная. В окна заглядывали берёзы и тополя, которые, казалось, помнили ещё Льва Николаевича.

Следующий день был посвящён осмотру этого уникального музея- усадьбы. Помимо роскошного сада, многочисленных конюшен, оранжерей и домиков для служащих, здесь сохранились два больших старых барских дома, которые, впрочем, сами были флигелями ещё бóльшего дома, построенного отцом писателя — и местом его рождения. Этот большой дом Лев Николаевич однажды… проиграл в карты! Его купил помещик Горохов, разобрал на части и водрузил в селе Долгое за 30 верст от Ясной Поляны. А правый флигель стал главным домом, где многие годы жили Толстые. В доме всё сохранилось точно так, как оставалось в момент драматического и знаменитого бегства Толстого в 1910 году — все те же книги на полках, те же бумаги на письменном столе. Вот в этой комнате на нижнем этаже, с видом на прекрасный сад, написана «Анна Каренина». А в глубине сада, в том месте, где он мальчиком думал, что закопана зелёная палочка, на которой написан секрет всеобщего счастья — его могила: простая, строгая, без малейшего украшения. Слёзы навёртываются на глаза, когда стоишь на этой поляне, окружённой шелестящими вековыми дубами и смотришь на эту могилу…

На этом закончилась первая часть нашего паломничества. Нас отвезли обратно в Москву, а в 4 часа следующего утра за Пашей и мной приехали Игорь и Лена, чтобы отвезти нас в Игнатовку.


2

С Игорем я познакомился через интернет, и до этого никогда с ним не встречался. Он родился в Игнатовке, и там до сих пор живут его мама и отчим, а сам он живёт и работает в Москве. Это — исключительно симпатичный молодой человек, инженер по профессии. Когда он узнал, что Паша и я хотим съездить в Игнатовку, то он не только вызвался нас туда свозить на своей машине (Игнатовка в 850 км на юго-восток от Москвы!) но и приютить в квартире его мамы. А его прелестная жена Лена родом из Перми.

Был первый день четырёхдневных выходных по случаю Дня России, и казалось, что вся Москва решила выехать за город. Несмотря на ранний час, все дороги были забиты, и кругом были невероятные пробки. Путешествие в Игнатовку, которое обычно занимает 12 часов, в этот раз заняло 17! Ехали через Рязань, Шацк, Спасск, Саранск. Я коротал время тем, что записывал названия деревень и рек, казавшиеся мне особенно душещипательными: село Васино, село Карабухино, река Ибредь, река Бинкаш, село Чучково, село Караулово, река Аза, река Цна, Липки, Салтыково, Языково…

Проезжали много деревень с обветшалыми избами, некоторыми покрашенными в яркие цвета — красный, темно-зелёный — с резными ставнями. Умиление от прекрасной русской природы сменилось чувством недоумения от полного отсутствия всего того, к чему мы привыкли в поездках не только по Австралии, но и по Чехии и Украине-то-есть мало—мальски приличных заправочных станций, магазинов и, конечно, мест не столь отдалённых (приходилось «оправляться» в лесу!). Единственное исключение — в Шацке, где вдоль дороги расположилась целая вереница убогих лавчонок, где можно купить что-то съедобное. Впрочем, нам не надо было об этом беспокоиться, так как Игорь и Лена заботливо приготовили что-то перекусить. Ели мы стоя, положив еду на багажник машины — очевидно так принято в России, потому что почти в каждом леске видны были автомобили со стоящими вокруг них закусывающими людьми.


После Языкова свернули на просёлочную дорогу. Проехали районный центр Майну, и мне ярко вспомнился голос моей бабушки, говоривший «станция Майна» — это ближайшая железнодорожная станция от Игнатовки, и сюда бабушку девочкой привозил кучер, когда она возвращалась в институт в Казань после рождественских каникул (а до того, как провели железную дорогу, их возили в Сенгилей, откуда они плыли в Казань на пароходе по Волге).

Игорь сказал, что в деревне Сосновка живёт его бабушка, к которой он хотел бы заехать. Остановились около избы, расположившейся прямо у дороги, Игорь подошёл к забору и стал кричать: «Бабуль!». Вышла старушка в резиновых сапогах и кинулась обнимать Лену: «Ягодка ты моя!.. пташечка моя!»… Время от времени она указывала на нас и спрашивала: «А это-то кто?». «Да так, просто знакомые», говорила Лена. Через несколько минут старушка опять спрашивала: «Да кто это, Лена, отец твой, что-ль?». «Да нет, бабуль, это Виноградовские родственники, приехали на Игнатовку посмотреть». Тут старушка (которую звали Анной Павловной) сразу сказала: «А, Виноградовы!.. А я ведь работала на фабрике-то». При этом она подбоченилась и пустилась в пляс, припевая: «Анна Пална, я высока, а на мне растёт осока» (второй куплет был нецензурным). Она провела нас в избу, в которой было две комнаты. В первой стояла большая печь, прямо как в сказках, с лежанкой наверху. В комнатах было чисто и уютно. Бабушка принесла водки и что-то закусить, и я должен сказать, что никогда раньше водка не казалась мне более вкусной.


Отправились дальше и через несколько минут увидели Игнатовку, живописно расположившуюся на пригорке. Но когда въезжаешь в посёлок, то впечатление довольно печальное: немощёные дороги с глубокими рытвинами, домишки, пристройки, перекосившиеся заборы… Мать и отчим Игоря живут в хрущёвке на самой окраине посёлка — за ними уже поле. Мать Наталия Сергеевна — моложавая, симпатичная женщина — много лет проработала на фабрике, а сейчас перешла на другую работу, чтобы поддерживать младшего сына — студента в Ульяновском университете. Её муж Александр Петрович преподаёт музыку в школе в Майне, куда ездит каждый день на велосипеде.

Вот тут-то мы увидели, что такое настоящее русское гостеприимство! Хозяева отдали нам с Пашей свою единственную спальню, а сами, как и Игорь и Лена, спали на диване в главной комнате и на полу в коридоре. Но до того, как мы улеглись спать, был настоящий пир, обмытый большим количеством вкусной водки. Провозглашались тосты, стоял смех, Александр Петрович взял гитару. Игорь показывал нам свои школьные и армейские фотографии, и мы чувствовали себя действительно близкими друзьями. Горячей воды в квартире, правда, не было, и мы пошли спать немытыми после 17-часового путешествия!


На следующее утро Игорь с мамой отвели нас в школу, где нас встретила одна из учительниц, Людмила Вениаминовна — строгая, подтянутая, в чёрном платье в белый горошек — заведующая красным уголком. «Красный уголок» в этой школе состоял из двух комнат. В первой были фотографии местных героев, погибших на войне, а также разные геологические экспонаты, размещенные — о чудо из чудес — в чёрном шкафу из виноградовского дома! Шкаф был довольно солидный, из резного дерева, и у меня ёкнуло сердце при мысли, что моя бабушка, возможно, видела этот шкаф в детстве. Вторая комната была ещё более удивительной: первое, что мне бросилось в глаза — был большой портрет моей прабабушки, повешенный, как ни странно, рядом с портретом какого-то юного активиста 20-х или 30-х годов. А с другой стороны его висела очень старая, рваная, большая фотография бородатого человека, незнакомого мне. Я точно знал, что это не мой прадед, карточка которого у меня есть. Людмила Вениаминовна сказала, что это его отец, Иван Алексеевич, тот самый бывший крепостной крестьянин, который «вышел в люди» и купил фабрику у князя Долгорукого в 1864 году. Не знаю была ли она права, или нет. Возможно, это был он, а возможно — Сергей Иванович, младший брат моего прадеда.

Мы сели в одной из классных комнат и долго, с оживлением, обсуждали историю фабрики, посёлка и нашей семьи. Я подарил школе копии фотографий моего прадеда и другие имеющиеся у меня материалы. Вдруг в комнату зашли молодой человек и молодая женщина, оказавшиеся корреспондентами местной газеты. Они взяли у нас с Пашей интервью, и впоследствии написали очень неплохую статью. При прощании Людмила Вениаминовна сказала мне удивительную вещь: её родная тётя, оказывается, живёт в Сиднее, и она попросила меня её проведать. Вернувшись в Сидней, я навестил её, и оказалось, что она живёт рядом с одним из Пашиных одноклассников. Как мал и тесен мир!

Вдруг Игорь заторопился — ему надо было ехать в Ульяновск по делу, и он предложил взять нас с собой. Хотя нам не терпелось посмотреть на виноградовский дом и фабрику, мы, конечно согласились. «Ведь это всего 90 километров!», сказал Игорь.


Кроме великолепной Волги, которая здесь невероятной ширины, Ульяновск, как город, не представляет из себя ничего особенного. Одна из его достопримечательностей — Троицкий собор — был разрушен в 1936 году и на его месте построен довольно некрасивое здание ленинского музея. Перед музеем, правда, играет «музыкальный фонтан», и было приятно видеть маленьких ребятишек, которые вбегали в него, когда музыка затихала, и потом, промокшие насквозь, с визгом выбегали, когда музыка начиналась вновь. Недалеко от фонтана — старинное красное двухэтажное здание, бывшее Офицерское Собрание. Я тешил себя мыслью, что мой дедушка, Дмитрий Михайлович Нефедьев, капитан Российской Императорской Армии, здесь бывал. Высоко над Волгой расположен красивый бульвар Венец, окруженный садами и парками. Тут стоит дом писателя Гончарова.

Но надо было торопиться ехать обратно в Игнатовку. И вот — чудо из чудес — наконец-то мы стоим перед виноградовским домом! При виде его чувствуешь шок, до того он обветшал, такая проглядывает нищета, облезла штукатурка, в стенах — трещины, над крышей топорщится рой антенн. Нет уже круглой башни над крыльцом, и нет второй башни — «голубятни». И тем не менее — трепет узнавания, ощущение нереальности: «здесь ли я на самом деле?». Вот здесь, на этом самом крыльце, стояла моя бабушка в белой кофточке, на групповой фотографии, знакомой мне с раннего детства. А теперь здесь стою я, и Паша меня фотографирует…

В доме долгое время располагалась школа, а сейчас он разбит на квартиры. Мама Игоря заранее достала нам разрешение пройти внутрь. В первой квартире — окнами на улицу — живут милые старички, муж с женой. В квартире чисто, уютно, на стенах — обои, на полу — коврик, на окнах — кружевные занавески. Из старого — только лепные карнизы, да стенка кафельной голландской печи в коридоре. Во второй квартире — окнами в сад — тоже милые старички: Владимир Алексеевич Агафонов с женой. У них квартира побольше — это часть бывшей главной залы дома. Здесь тоже лепные потолки. Владимир Алексеевич сказал, что под теперешним настилом пола сохранился старый паркет. Долго толковали о существовании тайного подземного хода между домом и фабрикой, который, по преданию, построил мой прадед, чтобы поскорей проходить на работу. Владимир Алексеевич говорил, что никакого прохода нет, а Игорь уверял, что есть, и что он в нём играл мальчиком.


Рядом с главным домом находится бывшая «каретная», окруженная сарайчиками и покосившимися заборами. Она тоже разбита на квартиры. А неподалеку — большой бревенчатый дом брата моего прадеда, здесь тоже квартиры. Во дворе — большая ель «посаженная Виноградовым», как нам сказали. А на стенке дома мелом нацарапано «LUV» по-английски — вот тебе и Игнатовка!

Вход на фабрику в самом плачевном состоянии. Никогда не поверишь, что здесь ещё работают два цеха: всё выглядит, как развалина. Развалившийся привратный домик, где когда-то сидела охрана и где рабочие пробивали карточки. У ворот раньше был садик, где рабочие отдыхали в обеденный перерыв. «Здесь даже был фонтан», сказала Наталия Сергеевна. Сейчас всё разбито и засыпано мусором. Нас встретил служащий и провёл в один из работающих цехов — большие, очевидно устаревшие, машины. Я попытался заговорить с одной из женщин, работающей на одной из установок, но оказалось, что она не здешняя: нам сказали, что все рабочие здесь сейчас из бывших республик, то-есть из Казахстана и Узбекистана. Какой в этом смысл, когда в посёлке безработица, не совсем понятно. Нам показали старинную чугунную лестницу между двумя этажами, на каждой ступени которой — печать: «Тор. Пр. Тов. нки А. И. Виноградова» («Торгово-Промышленное Товарищество Наследники А. И. Виноградовa»).


Казалось бы, что мы очень многое сделали за день, но нет — самый приятный сюрприз был ещё впереди! Игорь сообщил нам, что утром, пока мы с Пашей ещё спали, он замариновал шашлык, и что сейчас у нас будет пикник. Мы вернулись домой за мясом, и с тарелкими, мисками и стульями в руках пошли на другую сторону посёлка, где у Натальи Сергеевны и Александра Петровича свой огород. Прямо здесь на огороде, среди зреющих тыкв и огурцов, установили карточный столик, стулья и печурку, и Игорь зажарил вкуснейший в моей жизни шашлык (нет, пожалуй, в грузинском ресторане в Караганде был вкуснее!). Было весело и непринуждённо, и мы себя чувствовали совсем не как какие-то гости из экзотичной Австралии, а как свои. Было много смеха, тостов, брудершафтов. Кроме нас и своей семьи, Игорь пригласил ещё своего лучшего друга — местного милиционера Сашу, и его жену Олю. У обоих были милые, открытые лица, и мы чувствовали к ним большую близость.


Было уже 10 часов вечера, солнце давно уже село, и наступили длинные, синие сумерки. Комары нас поедали живьём, но мы были очень счастливы. Наконец Игорь заявил, что он нам приготовил ещё сюрприз — визит в баню! Он повёл нас через совершенно тёмный посёлок и привёл в какой-то двор. Мы зашли в предбанник, где было очень тепло, и разделись, а потом зашли в баню: низкое, полутёмное помещение, где была невероятная жара и стояли два бака: один с горячей и один с холодной водой. Мы ковшиком наливали горячую и холодную воду в жестяное ведро, и обливались из него. Последний раз я был в такой бане в Бариме, когда мне было 13 лет, и, кажется, ничего не изменилось: та же изнуряющая жара, тот же звон железного ковша об ведро, тот же ошеломляющий поток воды на разгорячённое тело. А потом мы били друг друга по спине берёзовыми вениками…

Уставшие, подвыпившие, счастливые, мы вернулись домой и повалились спать в уютной хозяйской спальне, с обоями и яркими бумажными иконами на стенах. Так окончилось наше паломничество в места моей матери и бабушки.


К. Зиссерман, Сидней, 2010 г.


7 comments

If you like the online version of a Russian newspaper in Australia, you can support the editorial work financially.

Make a Donation