Тамара Малеевская

Опубликовано 17 Декабрь 2016 · (6235 views)

Тамара Малеевская

В Австралии: с 1964г.Тамара Николаевна Малеевская (урождённая Попкова) родилась в 1950 году в Китае, в г. Харбине. В течение десяти лет её семья переезжала из страны в страну. В Австралии переехали из Польши в 1964г. Окончила Квинслендский университет (University of Queensland), получила степень бакалавра гуманитарных наук. Живёт в Брисбене.Прозаик, поэт, переводчик, преподаватель русского языка, автор целого ряда статей и двух сборников. С 2000 г. - издатель и редактор литературного журнала «Жемчужина» на русском языке. В июле 2009 г. основала виртуальный литературный кружок «Жемчужное Слово». С 1996 г. стихи, проза и статьи публикуются в Австралии и России.Преглупая история. Рассказ

Никто понять не мог - что нашло на Лёвушку в то утро...
- Да он же маленький, тщедушный... В чём только душа держится! - сразу отбросила обвинения Полина Ивановна, выхоленная, пожилая хозяйка нескольких квартир.
Её поддержали приживалки из харбинской ночлежки, которых она, по доброте своей, всегда пускала переждать холода и которые вечно задерживались на всё лето.
- Э-э-э, какой там! Энтот скромница-тихоня из благородных...
- Он и мухи не обидит...
Но было в Лёвушке немало и от грешного человека.


Вдову-соседку Шмаковну Лёвушка люто ненавидел. Обнищавший дворянин в потёртом пиджаке с чужого плеча, что висел на худой спине как на вешалке, был гордым. Стоило фигуристой вдове, не по случаю принаряженной, отпустить недвусмысленную шутку в его адрес или, проходя мимо, как бы нечаянно его задеть, он вздрагивал, застенчиво опускал глаза и поскорее шёл дальше.

Но была и другая причина. Лёвушка воевал в Гражданскую. Отступая с Каппелем, перешёл через замёрзший Байкал. Одно из увечий, полученных в боях, самое для него страшное, он всеми силами скрывал... А статная, щекастая, с голубыми чуть дерзко-выпученными глазами, Шмаковна его тревожила.

Завидев соседку на узкой дорожке сада, Лёвушка повернул было назад к флигелю: «Не мозолила бы глаза, хоть вздохнул бы свободно!»
- Чего бежишь-то? Заходил бы, а? - крикнула издали Шмаковна. - Всё равно далеко не спрячешься. Никуда вашему брату от бабы не уйти! - Покачивая крутыми бёдрами, она двинулась дальше.
Марь-Палну, или Шмаковну, как прозвали её соседи, не любили многие. За невежество. За безобразное любопытство. За бессовестные сплетни. И вот теперь, по её вине, Лёвушка может потерять единственную возможность подрабатывать гроши в Иверском храме...

Мягко качнулись над землёй ясные майские сумерки. Лёвушка отложил книгу, - от утомления в глазах двоилось. Вдруг за дверью послышался шорох; на пороге показался дьякон Поликарп.
Отец дьякон давно бывает у Лёвушки. Поначалу заходил из друбжы, а теперь, как говорится, по долгу службы. Тощий как сельдь, с прозрачными проницательными глазами, он прославился тем, что с одного взгляда умел определять характер людей. За это архиерей поручил ему узнать - насколько виноват человек, и виноват ли...
Наблюдая, как Лёвушка потчует чем Бог послал, дьякон крякает от удовольствия:
- Ну, давай... по стопочке, во спасение души... И заодно побеседуем: говори как на духу - было али не было..?
- Я её когда-нибудь убью...

Дьякон в ужасе перекрестился и зашептал молитву. И опять за своё:
- А ну, как не Шмаковна на тебя донесла? И потом, сам понимаешь: чтец в храме - это не просто так. Надо себя в чистоте блюсти.
- Да я... Да я вовсе не... - от волнения Лёвушка начал заикаться и махнул рукой: за других он жизнью рисковал, но за себя... - «Не могу! Пусть Бог рассудит!». - Он замолчал и только глубже запахнул свой выцветший халат.

Опять Лёвушка ставил дьякона в тупик, и опять он уходил ни с чем. А тот, опускаясь на дно майской грусти, когда самое время слушать соловьёв, искал утешения в чтении духовных книг.

Лёвушка давно подозревал, что Шмаковне хорошо известно - куда и с кем он ходит, кто к нему приходит. Что она за ним шпионит. «Любопытство, положим, не порок, но такое свинство...» - вздыхал он, запирая на ночь дверь флигеля. Не знал он только одного: крепкая и далеко не старая вдова интересовалась его персоной не от безделья. Одиночество и дурман цветущего мая сводили её с ума.

Прихорашиваясь перед зеркалом, Шмаковна любила поговорить со своим отражением:
- Отчего бы тебе, красуля, не женить его на себе? Не беда, что замухрышка: на безрыбье и рак - рыба...
Шмаковна глянула в окно: на дворе темнеет; надо скорее бельё с проволоки снимать, чтобы ночью китайцы не разворовали.
С книгой под мышкой, на крыльце появился Лёвушка. Поксон тут же кинулся на забор. Завидев ненавистную собаку, Лёвушка проговорил вполголоса:
- И надо же было назвать низкопробную дворнягу таким благородным именем!
Он направился к калитке.

- Эй, Лёвушка, ходь на посиделки! - крикнула Шмаковна, игриво подбоченясь, - Вдвоём-то... да с выпивкой...
Даже в темноте Лёвушка почувствовал, что краснеет. В панике стал искать отговорку:
- Собственно, я ко всенощной...
«И вообще, - скрипнул в душе зубами, - на что ты мне сдалась!» Однако, сдержался, и на прощанье учтиво махнул издали.

Точно ножом полоснуло женскую гордость:
- Со мной не хочешь, а с другими, набось, пьёшь...?
- Да оставь ты его, - отозвалась из синей глубины двора Полина Ивановна. - Видишь, человек в храм спешит, духовное читать должен...
За Лёвушкой закрылась калитка. «Ну, подожди, ты у меня дочитаешься..!» - Шмаковна бросила взгляд полный ненависти в сторону флигелька. Однако, злобу решила не демонстрировать.

С тех пор не проходило дня, чтобы у Лёвушки не пропадали из ящика письма. Или наоборот, приходили анонимки с довольно откровенными приглашениями. А вскоре молоденькие харбиночки стали получать от его имени странные записки. И получали непременно те, с которыми Шмаковна была лично знакома...

Однажды утром во двор Полины Ивановны прибежала чистенькая, свежая как роза гимназистка Зиночка. Спросила у хозяйки Лёвушку. Когда на пороге флигеля показалась его всклокоченная голова, Зиночка, в слезах, потрясая листком бумаги, с возмущением закричала:
- Как вы могли такое писать! Кто вам дал право? А ещё в храме читаете!
Ничего не понимая, Лёвушка уставился на девушку.
- Даю вам честное слово русского офицера: я не...
На другое утро в Лёвушкину дверь изо всех сил стучала какая-нибудь Маня, потом Таня. Иногда Катя и Феша вместе... Лёвушка опять оправдывался. Клялся. Но его не слушали, крик и слёзы продолжались.

На подмогу соседу неизменно выходила Шмаковна.
- Я знать не знаю, чем вы так огорчены, - обращается она к девушке, - но Лёвушка - уважаемый человек, он выше всяких подозрений. А потому, негодница, прочь отседова!
Потом поворачивается к Лёвушке и, поджав губы, сокрушённо воркует:
- Вот, что делает жизнь без бабы-то... Надо быть осмотрительнее. А ну, в следующий раз не смогу выручить?
При последних словах Шмаковны, Лёвушка недоверчиво покосился на соседку: в груди опять шевельнулось подозрение. Не говоря ни слова, он повернулся и ушёл к себе.

Письма, девичьи слёзы, истерики продолжались месяца два. Лёвушка геройски переносил незаслуженные упрёки. Хотя порой казалось, что дальше - просто некуда, что хуже и быть не может...

В багровом закате нырнул и поплыл над городом благословенный август. Шмаковна вышла во двор позднее обычного. Устроилась на завалинке: «Эх, ты, бабье одиночество! Чем бы тоску развеять..?». Сидит, украдкой на Лёвушкин флигель поглядывает: сосед давно свет зажёг. Сквозь занавеску видно, что у него кто-то сидит. «И как это я гостя вовремя не заметила!» - с досадой вздохнула Шмаковна. Подойти и заглянуть в окно побоялась: не ровен час, Поксон выдаст. Решила не уходить, ждать - что будет...

Ждать пришлось довольно долго. Совсем стемнело. Шмаковна нечаянно задремала. Вдруг сквозь сон до неё донеслись приглушённые голоса. Она разом очнулась. Отодвинулась подальше, в темноту.
- Поверьте, я никогда не заставлю вас раскаяться... - волнуясь, говорил кому-то Лёвушка.
Ответа другого человека Шмаковна не расслышала, потому что, как назло, залаял Поксон. Пришлось ускользнуть в укрытие сеней. И всё же, несмотря на темноту, она успела разглядеть развевающийся на ветру чей-то длинный подол...
- Э-э-э, милок... да к тебе женщина ходит! - чуть не в голос ахнула Шмаковна.
Наутро, смакуя новость, помчалась к Полине Ивановне.
- Ходит к нему какая-то... И ведь ночью, ночью... Каков «скромница»!
Полина Ивановна не поверила.
- Да я своими глазами видала, как он выходил её провожать! Глянула, а рядом с ним - юбка на ветру полощется..!
- Ну, даже если и так. Тебе-то что? Нехай себе. На здоровье... - отмахнулась хозяйка.
Но Шмаковна не могла успокоиться, и тут же отправилась на Китайскую улицу. Встретила знакомых, и сейчас же доложила о Лёвушкином романе. Потом зашла к Чурину, и там обо всём рассказала.

Сплетни, а затем и жалобы на чтеца-Лёвушку дошли до духовенства. Пришлось его отстранить от должности. Временно, конечно. До выяснения. Дабы не искушать прихожан понапрасну. Вот так и получилось, что гордый Лёвушка стал питаться в Серафимовской столовой вместе с нищими...
Дьякон стал заходить чаще. Теперь он приносил с собой то сельдь, то пару картофелин, потому что у Лёвушки не было даже и этого. Разве немного ханы, что китайцы порою давали в долг.
- Давай, примем по стопочке, а там и побеседуем... во спасение души.
- Да нет у меня никакой женщины! - вздохнул с тоской Лёвушка. - Кто ж на меня согнутого, слабого посмотрит..?
- Небось, Шмаковна смотрит...
- Знаю. Следит, бестия. Как выйду кого провожать - у неё каждый раз занавеска вздрагивает... и тут же свет гаснет. Искушение одно. Я её когда-нибудь убью.
Дьякон в ужасе начал креститься.

Лёвушка переживал, краснел, пробовал оправдываться, но дьякон явно не верил. И он махнул рукой:
- Кто наговаривает на меня - не знаю, - сказал Лёвушка, наливая по второй стопке, - но Бог шельму метит...
- Похоже, опять ничего не дознаюсь... - задумчиво вздохнул дьякон. - А мне всё ж пора. А не то и лодочника не найду, и тогда через Сунгари хоть пешком... Может, ещё по стопочке, во спасение души?
Вышли во двор. Луны не видно - тучи заволокли небо. Лёвушка провожал до калитки. В окне Шмаковны всё ещё горел свет. И сразу погас... как только у крыльца загремел цепью Поксон.
Наконец фигура дьякона растаяла в ночи. Шатаясь от усталости и переживаний, Лёвушка побрёл обратно к дому. Глаза привыкли к темноте. И вдруг он различил в соседском окне лицо.
- Опять следит, язва! - неожиданно пришёл в ярость Лёвушка.
От выпитого помутилось в голове. Вспомнилось, что неизвестно когда возьмут его обратно на должность. И возьмут ли - ещё вопрос. А жить как-то надо...
Чтобы унять головокружение, Лёвушка взялся нетвёрдой рукой за покосившийся столбик, подпиравший соседский проволочный забор. Зачем-то стал его с досадой раскачивать. Как будто его, Лёвушку, и без того мало шатало... Послышался шорох проволоки - и забор с шумом рухнул. Поксон точно с ума сошёл.
Из-за пронзительного лая шмаковской дворняги, Лёвушка не слышал, как в эту самую минуту у соседки приотворилась дверь и кто-то осторожно выглянул на крыльцо.
- Да замолчишь ты, наконец, проклятая! - не помня себя, Лёвушка рванул столб и швырнул его в темноту...
 Кто-то, не издав ни единого звука, упал на соседском крыльце. Только Поксон выл всю ночь, до утра...


Утром обнаружили происшествие. Полиция пыталась дознаться, даже приживалок из ночлежки допрашивали. Предполагали, что неизвестные грабители покалечили ночью забор между домами Лёвушки и Шмаковны, и кто-то из них запустил подпиравшим столбом в сторону двери соседки. Удар пришёлся по голове, и она в больнице скончалась.

Услышав это, Лёвушка как подкошенный осел на землю и заголосил:
- Вяжите! Я всегда говорил, что когда-нибудь её убью...
- Чего глупости мелешь! Не мешай, тут расследование идёт... - отталкивая Лёвушку, строго сказала Полина Ивановна. Затем повернулась к полицейским: - Перепил малость... не видите, что ли?
- Энтот тихоня и мухи не обидит! К тому же он хилый, - дружно поддакнули приживалки.
- Э-э-э... Ну, говорил... И что с того? Никто всерьёз его брехню не принимал.
- С пьяных-то глаз язык всякое мелет... - вдруг прошамкала, прячась за спину хозяйки одна из приживалок, и перекрестилась: - а всё же покойница, не тем её поминать, могла и святого из терпения вывести...
- Недоразумение вышло, - отрезала Полина Ивановна. - Преглупая история.


Однако в должности чтеца Лёвушку долго не восстанавливали. Протопресвитер в сомнении качал головой: хоть и невольное, а всё же смертоубийство, и такой грех следует искупить.


© Сopyright


Ваш комментарий

Если вам нравится онлайн-версия русской газеты в Австралии, вы можете поддержать работу редакции финансово.

Make a Donation